Предшественники будущих отечественных РПГ

На страницах «ВПК» уже не раз рассказывалось о том, как стрелковые подразделения и части Красной армии использовали для поражения бронированных машин врага противотанковые ружья, ручные гранаты, бутылки с зажигательной смесью, огнеметы. В основном номенклатура противотанковых средств (ПТС) была определена еще до Второй мировой. Однако война, ставшая без преувеличения звездным часом танков и танковых войск, показала, что для борьбы с ними требуется новое пехотное оружие – более мощное и вместе с тем легкое, маневренное.

В далеком Билимбае

О том, насколько актуально воспринималась данная задача, свидетельствует хотя бы пример разработок образцов ПТС на новых принципах, осуществленных независимо друг от друга на двух рядом расположенных предприятиях. Причем осуществили их конструкторы, основная деятельность которых лежала в несколько иной плоскости.

В октябре 1941 года из Москвы и Подмосковья в поселок Билимбай (в 60 километрах западнее Свердловска) были эвакуированы сразу несколько заводов Наркомата авиационной промышленности – № 290, № 293 и № 468. Им пришлось делить площади Билимбаевского труболитейного завода и прилегающую территорию. Ни одно из этих предприятий ни по первоначальному профилю, ни по полученным от головного ведомства заданиям не занималось наземными системами вооружения.

Основной тематикой завода № 468 были объекты парашютно-десантного снаряжения, но на новом месте ему пришлось взяться и за ремонт различной армейской техники. Тем не менее главный конструктор и директор предприятия А. И. Привалов, его заместитель М. П. Дрязгов выкроили время на инициативную разработку совершенно новой темы – огнестрельного оружия с жидкостным метательным веществом (ЖМВ) или, как это называли тогда, с «жидким порохом». Вероятно, проводимые рядом работы коллектива В. Ф. Болховитинова (завод № 293) над истребителем с жидкостным ракетным двигателем (воплотившимся в самолет БИ) вызвали у соседей интерес к другому применению компонентов ракетного топлива. С темой они были знакомы и ранее – М. П. Дрязгов, например, до прихода на завод № 468 являлся начальником расчетно-теоретического бюро РНИИ. Серьезно изучал теорию ракетных двигателей и А. И. Привалов – пионер создания «ракетных парашютов».

В основе схемы нового противотанкового оружия лежала давно высказанная идея распределения метательного заряда так, чтобы он срабатывал последовательно по всей длине канала ствола. Тем самым без существенного увеличения максимального давления можно было заметно увеличить среднее давление газов в канале ствола и добиться высоких начальных скоростей снаряда. Жидкостные метательные вещества дают ряд преимуществ. Во-первых, они позволяют достичь значительно больших скоростей, во-вторых, легко поддаются дозированию, в-третьих, можно обойтись без гильз, помещая в магазин только пули, а компоненты метательного вещества – в отдельные емкости. Правда, ЖМВ дают и более высокие температуры, сложнее обеспечить прочность и живучесть ствола. Привалов и Дрязгов решили непрерывно впрыскивать в заснарядное пространство топливо с окислителем (в качестве которых применялись керосин и азотная кислота) для поддержания в канале ствола постоянного давления.

Для опытов использовался готовый ствол 14,5-мм противотанкового ружья ПТРД. Подача горючего и окислителя в камеру сгорания регулировалась вручную, для метания пули использовался поршень некомпенсированной площади. Первый выстрел из этого оружия произвели на стрельбище в Билимбае 5 марта 1943 года. Всего же было сделано 13 выстрелов. Результаты, доложенные в Наркомат вооружения, вызвали там определенный интерес. Во всяком случае в этом наркомате состоялось расширенное совещание с участием представителей Наркоматов боеприпасов и авиационной промышленности, а также Артиллерийского комитета ГАУ под председательством известного ученого и конструктора-артиллериста генерал-майора А. А. Толочкова. Наркомы вооружения и боеприпасов утвердили решение о продолжении исследований в данной области, но этим занимались уже другие предприятия и НИИ после войны. На заводе № 468 (ныне ФГУП «МКПК «Универсал») сохранился макет противотанкового «огнестрельного оружия на «жидком порохе» – его детали, кроме корпуса, ствола и тумбы, «родные», от испытывавшегося экземпляра.

Летом 1942 года главный конструктор завода № 290 Н. И. Камов и его заместитель М. Л. Миль приступили к разработке легких наземных пусковых установок реактивных снарядов. Миль перед войной занимался боевым автожиром А-7, который должен был вооружаться реактивными снарядами РС-82 (РОС-82). Тема автожиров оказалась закрытой, но Миль решил использовать твердотопливные реактивные снаряды для стрельбы по танкам. Реактивный снаряд РС-82 при массе 6,8 килограмма и длине 600 миллиметров вполне подходил для малогабаритной наземной пусковой установки, и его наземное применение выглядело, на первый взгляд, соблазнительно.

В письме в Отдел военных изобретений Государственного Комитета Обороны СССР от 20 октября 1942 года Миль предлагал задействовать на фронте «противотанковое ружье, стреляющее реактивными снарядами РС-82», указывая: разработанная установка может быть применена не только как противотанковое ружье, но и для стрельбы по дотам для обеспечения продвижения пехоты, может быть благодаря своему малому весу поставлена на легкие суда и моторные лодки, применена для стрельбы на дистанциях 1000–1500 метров по пехоте и скоплениям противника в горных районах, где доставка обычной артиллерии затруднена.

К тому времени в Билимбае были испытаны как минимум два варианта однозарядной пусковой установки МП82 конструкции М. Л. Миля и С. В. Пасхина – на треножном и на колесно-лыжном станках (масса установок – 14,4 и 21 килограмм). Оба они имели заряжаемую с передней части рельсовую направляющую для снаряда, запуск с помощью пиропатрона, винтовочную ложу с прикладом для управления, легкий станок с длинными сошниками и большим щитом для защиты наводчика от пороховых газов двигателя. Щиту, кстати, создатели придали особе значение – ведь пусковая установка располагалась прямо перед наводчиком. И все равно однажды Миль, лично демонстрировавший стрельбу, едва не получил тяжелые ожоги: пламя двигателя ударило под щит и уберег Михаила Леонтьевича только заранее подстеленный тулуп. Были разработаны также заряжаемая с казны ПУ МП82-2-46 и ПУ МП-82-4-1 с оптическим прицелом.

В декабре 1942 года прошла испытания трехзарядная револьверная установка Миля – Пасхина (МП82-5, масса 48 килограммов), а вместе с ней – однозарядное «реактивное ружье» системы Н. И. Камова, Г. И. Кротких и М. В. Курышева с длинной рельсовой направляющей для того же снаряда РОС-82. Правда, образец Камова – Кротких – Курышева предлагался не для борьбы с танками, а для «создания опорных пунктов в стесненных условиях… а также для вооружения партизанских отрядов».

Интересно, что оценивая содержание упомянутого выше письма Миля в ГКО, начальник Главного управления вооружений гвардейских минометных частей инженер-полковник Н. Н. Кузнецов 12 ноября 1942 года отмечал: «Идея предложения об использовании реактивных снарядов РС-82 для стрельбы по танкам и дзотам не нова. Подобные предложения делались и ранее. Некоторые их них осуществлены, но не нашли применения ввиду их явной неэффективности».

В самом деле, «станками для 82-мм противотанковых мин» (ракет) уже занималось СКБ при заводе «Компрессор»: эвакуированный из Москвы в Челябинск, он стал ведущим предприятием по разработке реактивных систем залпового огня – знаменитых «катюш». Под руководством А. Н. Васильева в бюро сконструировали пусковой станок МП-10 сначала с двумя, а затем с одной направляющей. Но работа не получила продолжения из-за большого рассеивания реактивных снарядов уже на дальности 200 метров, что не обеспечивало надежного попадания в такую цель, как танк, и небольшой массы заряда взрывчатого вещества РС-82 (0,375 килограмма) для поражения бронированных целей. Даже штурмовики Ил-2, обстреливавшие танки противника эрэсами со стороны верхней проекции – в основном по крыше башни и моторного отделения, предпочитали использовать для этого РС-132, а лучше – РОФС-132, отличавшиеся не только мощной осколочно-фугасной боевой частью, но и улучшенной кучностью.

При прямом попадании осколочно-фугасный снаряд РОФС-132 и его «наземный» аналог М-13 (вес боевой части 4,9 килограмма) выводили из строя даже средние танки и штурмовые орудия. Однако размеры и масса таких реактивных снарядов (42–47 килограммов) уже никак не подошли бы для мобильных пехотных установок. Стрельба по танкам прямой наводкой, иногда практиковавшаяся «катюшами», давала хорошие результаты при использовании еще более тяжелых снарядов – средние и легкие германские танки выходили из строя при разрыве снарядов М30 (масса заряда ВВ 29,9 килограмма) или М31 даже на расстоянии 5–10 метров от них.

В ходе подготовки обороны на Курской дуге в артиллерийских мастерских 13-й армии в мае 1943 года было изготовлено 28 «переносных реактивных пушек» – отдельные направляющие от «катюш» смонтировали на легких треногах. Они предназначались для стрельбы реактивными снарядами прямой наводкой, в том числе по танкам. Введенный в середине 1942-го тяжелый снаряд М-30 мог запускаться с переносного однозарядного станка, но такой комплекс предназначался в основном для разрушения укреплений и изначально не имел «противотанковых задач».

Гораздо большую помощь войскам «катюши» оказывали залповым огнем по наступающим боевым порядкам противника, надежно отсекавшим пехоту от бронированных машин и тем облегчавшим работу противотанкистам. Впрочем, в «Указаниях командующего войсками 1-го Белорусского фронта по организации противотанковой обороны и контрартиллерийской подготовки» от 27 сентября 1944 года указывалось: «…Гвардейские минометные части М-13, дивизионы М-31 могут быть использованы для уничтожения крупных скоплений танков на выжидательных или исходных позициях». Но к ПТС пехоты это уже не имело отношения.

Реактивные и безоткатные

Кстати, в 1942 году созданием принципиально новых противотанковых вооружений озаботились не только в СССР. Несоответствие между защищенностью современных танков, их массированным применением и возможностями имеющихся пехотных противотанковых средств было очевидно для всех воюющих сторон. Наиболее перспективным направлением поисков стало сочетание реактивного, безоткатного способа «метания» снаряда и кумулятивной боевой части. Достаточно вспомнить, что в Германии с начала 1942-го велись опытно-конструкторские работы над безоткатным приспособлением доктора Лангвайлера и реактивным устройством «Шулдер 75», послужившими основой соответственно для гранатометов «Панцерфауст» и «Офенрор» (впоследствии «Панцершрек»). В США тогда же приступили к ОКР над реактивным устройством – прототипом «базуки».

На вооружение Красной армии, как известно, до конца войны легкое противотанковое оружие на основе безоткатного («динамо-реактивного») и реактивного принципов так и не поступило. Хотя еще в 1931 году было испытано 65-мм «реактивное ружье», созданное в Газодинамической лаборатории ее начальником Б. С. Петропавловским, конструкция которого содержала ряд перспективных элементов: использование легких сплавов, пуск с плеча, электрозапал твердотопливного двигателя ракеты, щиток для защиты стрелка от пороховых газов. Однако после смерти Петропавловского в 1933-м эта разработка продолжения не получила. Через несколько лет по ряду причин прервались работы и по «динамо-реактивной» тематике.

Отметим, что в разработках той поры расчет делался на бронебойное действие снаряда за счет его кинетической энергии и при незначительных скоростях полета снарядов (гранат) реактивных и безоткатных систем бронепробиваемость была невелика. Вновь ОКР над ручными и станковыми противотанковыми гранатометами несколько конструкторских групп и коллективов начали уже во время Великой Отечественной войны. В немалой степени под влиянием данных о германских системах.

Из опытных станковых гранатометов можно упомянуть такие образцы, как СПГ-82, создававшийся специалистами во главе с А. П. Островским и главным конструктором Н. Г. Григоряном в Наркомате нефтяной промышленности, и СПГ-122, разработка которого шла под руководством А. Д. Надирадзе в СКБ Московского механического института боеприпасов Наркомата боеприпасов (впоследствии знаменитого МИФИ).

Группа А. П. Островского, сформированная в марте 1942 года при Московском нефтяном институте им. И. М. Губкина, в мае представила прототип СПГ-82, после чего была преобразована в Специальное конструкторское бюро № 36 (упоминается также как СКБ № 2). К делу подключили П. П. Шумилова – отца первого турбобура для нефтяных разработок. К сожалению, выполнение данного задания стоило талантливому инженеру жизни: он погиб в августе 1942-го, когда гранатомет проходил полигонные испытания.

Для гранатомета выбрали реактивную схему и уже отработанный «минометный» и «ракетный» калибр 82 миллиметра. НИИ-6 НКБ первоначально разработал турбореактивную гранату, вращение которой за счет тангенциального действия пороховых газов двигателя должно было улучшить кучность стрельбы. Но это же резко ослабляло действенность кумулятивной струи из-за ее деформации и распыления, а потому в 1944 году сосредоточились на невращающейся гранате с жестким оперением и двигателем, снабженным зарядом, сгорающим в пределах пусковой трубы гранатомета. Вероятно, на выбор повлиял и ставший известным германский опыт (среди трофеев советских войск уже попадались гранатометы «Офенрор»), и поступавшие для изучения американские «базуки». Кстати, немецкие конструкторы сперва тоже занимались турбореактивными гранатами.

Станковый гранатомет СПГ-122 А. Д. Надирадзе явился продолжением начатой им в ЦАГИ темы – пусковая установка для стрельбы с плеча или станка (условное название «Система»). Здесь также первоначально использовался турбореактивный снаряд. В начале 1944 года изготовили 408 «реактивных ружей» калибра 82 миллиметра с бронепробиваемостью боевой части гранаты 80 миллиметров, но испытания оказались неудачными. Немало времени потребовала, в частности, отработка метательного заряда, который должен был нормально действовать в диапазоне температур от -40 до +40°С и полностью выгорать в двухметровой пусковой трубе до вылета из нее гранаты.

Между тем, когда в июне 1945 года приняли новый штат стрелковой дивизии, одним из главных его новшеств было включение в штат стрелкового батальона роты «реактивных противотанковых ружей» (станковых гранатометов) Островского – они предназначались для замены прежних ПТР.

Однако реально опытно-конструкторские работы над СПГ-82 и СПГ-122 завершились только в 1948 году. И в 1950-м на вооружение был принят СГ-82 с кумулятивной гранатой (выстрелом) ПГ-82, дальностью прицельной стрельбы 300 метров и бронепробиваемостью 175 миллиметров. Впоследствии СПГ-82 и СПГ-122 послужили основой для создания безоткатных орудий Б-10 и Б-11.

В 1944 году на вполне официальных основаниях шла разработка двух систем ручного гранатомета многоразового применения с надкалиберной гранатой: ЛПГ-44 с гранатой ПГ-70 (руководитель работ Г. П. Ломинский) – на Научно-исследовательском полигоне стрелкового и минометного вооружения ГАУ и ДРГ-40 с гранатой ПГ-80 (руководитель работ А. В. Смоляков) – в ГСКБ-30 Наркомата боеприпасов при заводе № 58 им. К. Е. Ворошилова.

Конструкция ЛПГ-44 включала 30-мм гладкую пусковую трубу, курковый ударный механизм, простой спуск, защитные накладки и откидную прицельную планку. 70-мм кумулятивная граната ПГ-70 имела метательный заряд дымного пороха (сгорал до вылета гранаты из трубы) и жесткий стабилизатор. Весной 1944 года прошли испытания, и в начале 1945-го гранатомет получил обозначение РПГ-1, граната (выстрел) – ПГ-1. Ожидали приказа на производство установочной партии. Однако доработка гранаты затянулась, и РПГ-1 был готов только в 1946 году. Дальность прямого выстрела из него достигала 50–75 метров, максимальная – 150, бронепробиваемость БЧ – 150 миллиметров. В 1948 году работы над этим образцом прекратили, а в 1949-м в рамках новой системы пехотного вооружения отдали предпочтение РПГ-2, созданному коллективом во главе со Смоляковым в ГСКБ-30 (теперь относившегося к Министерству сельскохозяйственного машиностроения).

Можно назвать не одну причину, по которой опытно-конструкторские работы не удалось завершить раньше. Даже «простое», на первый взгляд, изделие требовало решения ряда конструктивных и технологических проблем, а постановка серийного производства ряда элементов выстрелов – значительных вложений, что особенно нелегко в военное время. Предстояло преодолеть немало трудностей, чтобы добиться от реактивных снарядов надежности и главное – меткости, достаточной для поражения одиночной малоразмерной цели. В то же время считалось, что войска «насыщены сравнительно легкими 76-мм полковыми пушками с кумулятивными боеприпасами, пробивающими самую толстую броню».

В свою очередь маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, начальник ГАУ в период Великой Отечественной, подчеркивал: «Не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон... А ведь он прекрасно зарекомендовал себя». Заметим – зарекомендовал не только в германской армии. Советские солдаты также достаточно широко применяли трофейные «фаустпатроны» – точнее «панцерфаусты». Но это уже другая история.

И еще об опытах

Раз уж мы упомянули разработки наземных противотанковых средств в системе Наркомата авиастроения, вспомним, что среди них встречались и довольно курьезные.

Так, конструктор М. Г. Аникин, трудившийся на авиазаводе № 27, в 1942-м дважды направлял лично председателю ГКО И. В. Сталину письма, содержащие описание «танка-истребителя с большой скоростью передвижения». Судя по тексту послания от 15 августа 1942 года, речь шла о низкопрофильной (высотой не более 500 миллиметров) самоходной бронированной одноместной машине, в которой механик-водитель и он же стрелок располагался лежа.

Сама идея создания такой машины не являлась новаторской, оригинально ее предназначение. Она, по мысли Аникина, должна была подходить «незамеченно к танкам противника» и при этом несла «2 пулемета типа ШКАС», а также «торпеду большой мощности разрушения, которая выпускается вражескому танку навстречу без выстрела».

Пулеметы ШКАС изобретатель, видимо, предложил потому, что был знаком с ними – все-таки работал в области авиастроения. Но вот суть своей противотанковой «торпеды» он, увы, не раскрыл.

Семен Федосеев
ВПК 01-2011